Срочно нужен гробовщик [Сборник] - Дороти Сейерс

Грант с беспокойством глядел, как нетвердой походкой он шел через комнату. Из кармана пальто больше не торчала кипа бумаг.

Ну что ж, с философским спокойствием подумал Грант, мы неплохо позабавились. Но всему приходит конец. Их исторические исследования нельзя принимать всерьез. Что в конце концов могут доказать дилетанты? Все равно как если бы в Скотланд-Ярд пришел сыщик-любитель и походя разрешил загадку, поставившую в тупик профессионалов. И почему он считает себя умнее историков? Ему хотелось доказать самому себе, что он умеет читать по лицам, хотелось как-то оправдать свою промашку: ведь он поместил за столом судьи человека со скамьи подсудимых. Но нравится ему или нет, пора наконец признать свою ошибку. Так ему и надо. Возможно, в глубине души он слишком возгордился своим чутьем.

— Здравствуйте, мистер Грант.

— Здравствуй, Брент.

Бренту потяжелее, чем ему, в молодости еще веришь в возможность чуда. И продолжаешь удивляться, что мыльные пузыри все-таки лопаются.

— Ты мне что-то сегодня не нравишься, — радушно обратился инспектор к юноше. — У тебя неприятности?

— Все пошло прахом.

Каррадайн уселся на стул и уставился в окно.

— Проклятые воробьи, как только вы их терпите! — раздраженно заворчал он.

— Да что такое? Обнаружилось, что и до гибели Ричарда все и всюду толковали о смерти принцев?

— Не то слово.

— Что-нибудь проскользнуло в печати? Или в письме?

— Не в том дело. Случилось кое-что похуже. Гораздо более существенное. Не знаю, как и сказать. — Он сверкнул глазом в сторону ссорящихся воробьев. — Чертовы птицы. Мистер Грант, мне не придется писать книгу о Ричарде.

— Почему, Брент?

— Потому что все давным-давно известно. Все и всем.

— Как «все»? О чем всем известно?

— Что Ричард не убивал племянников.

— Не может быть! И давно?

— Не одну сотню лет.

— Ну-ну, соберись с духом, парень! О каких сотнях лет ты толкуешь? Ричард умер менее пятисот лет назад.

— Ну и что. Все равно уже несколько веков всем известно, что он не виноват в убийстве принцев.

— Хватит причитать! Что ты заладил одно и то же! Так когда все-таки это случилось? Когда реабилитировали Ричарда?

— Чуть только это стало возможным.

— Я спрашиваю: когда?

— После смерти Елизаветы, последней в династии Тюдоров, то есть лишь только появилась возможность говорить об этом свободно.

— Значит, при Стюартах.

— Ну да. Впервые в защиту Ричарда выступил некто Бэк, в семнадцатом веке. В восемнадцатом — Хорас Уолпол. А в девятнадцатом — Маркем[161].

— Ну а кто в двадцатом?

— Насколько мне известно, никто.

— Так кто мешает это сделать тебе?

— Как вы не понимаете? Это же совсем не то. Это уже не будет ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ.

Два последних слова он так и произнес, как будто они так и пишутся заглавными буквами.

Грант, глядя на него, улыбался.

— Ну-ну. Трудно рассчитывать, что великие открытия ждут нас за каждым углом. Ладно, пусть не ты первый реабилитировал Ричарда, но стоит ли из-за этого отказываться от участия в крестовом походе?

— В каком крестовом походе? О чем вы?

— Иначе как крестовый поход не назовешь. Тебя ждут жестокие битвы, дружище.

— И где же противник?

— Тонипанди — вот твой противник.

Тут и Брент улыбнулся. Как человек, до которого вдруг дошел смысл рассказанного пять минут назад анекдота.

— Тонипанди! Ужасно глупое слово.

— Три с половиной века длятся попытки реабилитировать Ричарда, тем не менее школьные учебники продолжают утверждать, что Ричард — убийца, слово в слово повторяя расхожую сплетню и не приводя никаких доказательств. Так что поход против Тонипанди продолжается. Пора браться за дело, парень.

— Но что я могу сделать там, где потерпели поражение такие выдающиеся писатели, как Уолпол?

— Вспомни старую пословицу: «Капля камень точит».

— Ох, мистер Грант, я чувствую себя слабее самой маленькой капли.

— Должен признаться, ты и выглядишь соответственно. Впервые вижу, чтобы так себя жалели. В таком настроении ты не сможешь справиться с британскими читателями. А ведь тебе придется несладко.

— Потому что это моя первая книга?

— Не в том дело. Зачастую первая книга получается лучше всех остальных, ведь в нее вкладывают всю душу. Но нападок на тебя будет много. Судить о том, что ты написал, примутся даже те, кто, закончив среднюю школу, не прочитал ни единой исторической книги. На тебя посыплются упреки в намерении «обелить» Ричарда, именно «обелить», так как это слово, в отличие от «реабилитировать», звучит двусмысленно. Те же, кому случалось заглядывать в Британский энциклопедический словарь, сочтут, что разбираются во всем куда лучше, чем ты. Они церемониться не станут и не оставят на тебе живого места. Ну а историки-профессионалы попросту проигнорируют и тебя, и твою книгу.

— Ничего у них не выйдет, я их заставлю относиться ко мне всерьез! — воскликнул Брент.

— Вот так-то лучше, это по-американски — в духе создателей империи.

— Да, но Соединенные Штаты — не империя, — напомнил Кар-радайн.

— Еще какая империя. Вы от нас отличаетесь только тем, что клочки нашей империи разбросаны по всему свету, ну а вам повезло: ваши земли расположены вдоль одной широты. Очень удобно с экономической точки зрения. Ты успел что-нибудь написать, прежде чем обнаружилось, что с реабилитацией Ричарда ты несколько опоздал?

— Да, две главы.

— Надеюсь, они сохранились? Ты их в сердцах не вышвырнул?

— Почти. Мне хотелось сжечь рукопись.

— Что же тебя удержало?

— У меня в доме электрические камины.

Каррадайн вытянул длинные ноги, потянулся и рассмеялся.

— Слава Богу, наконец-то полегчало. Теперь у меня одна мечта — раскрыть британцам глаза на некоторые факты их собственной истории. В моих жилах течет кровь Каррадайна Первого.

— Ну что ж, это фактор немаловажный.

— Большего мошенника, чем мой прадед, свет не видывал. Он начинал лесорубом, а к концу жизни имел дворец в стиле ренессанс, две яхты и собственный вагон. Железнодорожный вагон. Знаете, с зелеными шелковыми занавесками на окнах и отделкой маркетри[162]. Как в сказке. Последнее время все, с Каррадайном Третьим включительно, твердят, что нынешнее поколение не той закваски. Но сегодня я ощутил в себе дух Каррадайна Первого. Теперь-то я знаю, что он чувствовал, когда у него из-под носа перехватывали сделку. Друг, я принимаюсь за работу.

— Беги, — ласково сказал Грант. — Учти, что я жду не дождусь посвящения

Взяв со стола блокнот, он протянул его Бренту.

— Я тут набросал кое-какие соображения. Возможно, пригодится тебе в работе над книгой.

Каррадайн взял блокнот и уважительно глянул на записи.

— Да ты можешь вырвать листки и взять их с собой. Мне они больше не понадобятся, дело закрыто.

— Ну конечно, что вам теперь история. Через пару недель вы займетесь настоящим расследованием, — с легким сожалением проговорил Брент.

— Я в жизни не проводил более интересного следствия, — искренне возразил Грант. Он кинул взгляд на портрет, прислоненный к стопке книг. — Не поверишь, я страшно расстроился, увидев твою огорченную физиономию. Я уж решил, что какие-то новые данные камня на камне не оставили от наших построений.

Грант снова взглянул на портрет и добавил:

— Марта считает, что он похож на Лоренцо Великолепного. По мнению ее друга Джеймса, у Ричарда лицо святого. Здешний хирург думает, что у него обличье калеки. Сержант Уильямс видит в нем праведного судью. Но мне лично кажется, что ближе всего к истине старшая сестра.

— А что говорит она?

— Что его лицо выражает невыносимое страдание.

— И она права. Впрочем, ничего удивительного.

— Да, судьба его не щадила. Последние два года несчастья обрушивались на него с внезапностью и мощью лавины. А ведь поначалу все шло хорошо. Англию наконец перестало лихорадить. Забывалась потихоньку гражданская война, твердая власть дала стране мир, а развитие торговли обеспечило благосостояние граждан. Казалось, будущее сулит Ричарду одни успехи. Но не прошло и двух лет, как он потерял все: жену, сына, душевный покой.

— Однако напоследок судьба смилостивилась над ним.

— Это в чем же?

— Ему не дано было узнать, что его имя станет притчей во языцех, синонимом злодейства.

— Только этого ему не хватало. Сказать, почему я убежден, что Ричард не был узурпатором?

— Почему?

— Ему пришлось посылать на север за войсками, когда стало известно о тайном браке Эдуарда. Если бы он предвидел, что скажет Стиллингтон, если бы вместе с ним состряпал легенду о контракте Эдуарда с Батлер, то привел бы войска с собой. И оставил бы их пусть не в Лондоне, так где-то поблизости, чтобы, если понадобится, они оказались под рукой. Но Ричард обращается за помощью к городу Йорку и кузенам Невиллам, следовательно, не знает, что намеревался рассказать совету Стиллингтон.